Половина сказанного им означала что-то другое, а другая половина вовсе ничего не означала.
Мы заехали слишком далеко. Теперь только сила инерции управляет нами; и мы просто дрейфуем в сторону вечности, не рассчитывая ни на отсрочку, ни на объяснение.
Многозначительные реплики, мистические аллюзии, перепутанные имена, старания уверить нас, что его отец - это его мать, и тому подобное; отказ от телесных удовольствий, намёки на самоубийство, потеря весёлости, боязнь замкнутого пространства, чтоб не сказать - тюрьмы, упоминание верблюдов, хамелеонов, каплунов, китов, ласок, ястребов и цапель - загадки, каламбуры, отговорки; потеря памяти, паранойя, близорукость; миражи, галлюцинации; наскакивание с ножом на стариков, оскорбление родителей, презрение к возлюбленной; появление на людях без шляпы, дрожащие колени, спущенные чулки, вздохи, как у мучимого любовной лихорадкой школьника, - что в его возрасте уже немного чересчур.
Вообще говоря, всё можно считать законченным только тогда, когда дела так плохи, что хуже быть просто не могут.
Вся наша жизнь - она так правдоподобна, что вроде какая-то плёнка на глазах, - но случайный толчок, и перед тобой чёрт знает что. Полуреальная заря, полуреальный человек стоит в седле и колотит в ставни. Ничего, кроме плаща и шляпы, воспаряющих над землёй в морозном облаке пара - из его же собственного рта, - но когда он позвал, мы пошли. Мы пошли, это уж точно.
Вы кричите, давитесь, ползаете на четвереньках - но ни у кого это не рождает ощущения смерти - никого не застает врасплох, чтоб в мозгу у них что-то прошептало: "Однажды и ты будешь умирать".
«Слушай, бывало с тобой когда-нибудь – внезапно – без всякого повода – идиотское ощущение, что не знаешь, как пишется «жена» – или «дом», – хотя сто раз писал эти слова – но ощущение такое, будто никогда не видел букв, стоящих в таком порядке?» (с) Розенкранц и Гильденстерн мертвы